17 ноября, 2015 
adminGWP 19 век
обычаи и нравы
Иван Михайлович Кабештов (1827 – не позднее 1918) – известный во второй половине 19 века на юге России хозяйственный деятель. Написал мемуары “Моя жизнь и воспоминания, бывшего до шести лет дворянином, потом двадцать лет крепостным”. Будучи мальчком, он увидел сценку, как к его учителю крестьянин приходил учиться цифрам. Он её запомнил и включил в свои мемуары. Соответствующий отрывок мы приводим в этой заметке.
Новости СМИ2
—
В один из базарных понедельников подвыпивший учитель наш приводит с собой крестьянина, мелкого торговца барашками, поросятами, птицею и пр. и покупателя тряпья, шкур и других отбросов. По-тамошнему такие торговцы именовались «тарханами».
Вошел торговец, как следует помолился Богу, поздоровался с хозяйкою за руку, как знакомый поставщик некоторых необходимых в хозяйстве предметов.
Она спросила его, зачем он пожаловал.
– Да вот, Лукерья Федоровна, хочу выучиться чичеру (цифрам). По-печатному кое-что читать и записывать маракую, а чичеры не знаю, а для торговли это необходимо. Василий Назарович в два базарных дня обязался выучить цифрам.
Пока он разговаривал с хозяйкою, учитель положил на стол аспидную доску и грифель, усадил торговца к столу и начал обучение: пиши первое вот так, проводи палочку, как кол, и баста, так-так, молодец! Пиши теперь вторую, но с нею долго мучились и все-таки это кое-как было написано. Перешли к третьему знаку, тут уже совсем плохо ладилось и третье не выходило что-то. Учитель начал раздражаться, а у торговца, вероятно от страха или от выпитого, замутилось в глазах и тряслись руки.
Ну, говорит учитель, бестолковый болван, пиши четвертое, а к третьему возвратимся после. Но из четвертого, сколько ни бились ученик и учитель, ничего не выходило. В крайнем раздражении схватил учитель линейку и начал наносить-торговцу побои по рукам, которые он не успел спрятать, и потом по чем попало; до того, пока линейка не поломалась. Наконец учитель, произнеся самые площадные слова, с ожесточением вытолкал его за дверь. Вслед за торговцем вышел и крестьянин, пришедший с ним пользоваться учением чичера, и на дворе говорит ему:
– Эх, Афанас, Афанас, как ты глуп в таких летах, выпивши вздумал учить чичеру. Вот тебе и чичер.
Постоял Афанасий несколько времени на дворе, оправив растрепавшиеся волосы. Афанасий отворил дверь, просунул туда голову и жалобно произнес:
– Выкиньте мой кафтанишко и шапку.
– А что сам не идешь взять?
– Да боюсь Василий Назарыча.
– Разве я медведь, что ли, что ты боишься, эко не видел, на базарах тебя небось не так колотят, иди и возьми.
Вошел Афанас и, увидев, что у Василия Назаровича прошел гнев, говорит:
– Хоть бы выпить теперь с горя, не поставишь ли, Василий Назарович, косушку за мой полуштоф, что мы выпили вместе, за ученье.
Василий Назарович, чувствуя за собою вину, говорит:
– Хорошие речи хорошо и слушать, и это можно и нужно исполнить.
И сейчас же командируется один из учеников за полштофом. После того там в другой комнате, куда принес полштоф зеленого вина, была приготовлена закуска, — хлеб и огурцы, началось примирение, окончившееся обниманием и целованьем. О заключении мира больше всех хлопотала Лукерья Федоровна, любившая тоже выпить. Когда ей подносили, то она всегда говорила:
– Вы пейте сами, тогда миритесь хорошенько, — и сама тут же выпивала. — А ты, Афанасий Петрович, приходи после: он тебя выучит непременно.
– Нет уж, Лукерья Федоровна, не приду сам и деткам закажу; я думал это просто, а то вот как трудно: до трех не дошел, а по шее-то Василий Назарович урезал рубом линейки, и теперь шеи не повернешь. Вот какой рубец, — посмотри-ка!
Опубликовано в рубрике