wpthemepostegraund

Россия и Первая мировая: спустя столетие

20 век  
война  

В 2014 году исполняется сто лет с начала Первой Мировой войны – события, которое привело Россию к двум революциям 1917 г. и вызвала коренные изменения на политической карте Европы. Ведущий специалист научного сектора РВИО Константин Пахлаюк в своей статье размышляет о роли Первой Мировой в истории России.



Без преувеличения Первая мировая война положила начало XX веку, открыв его громом пушек, низвергнув четыре империи, изменив не только политическую карту всего мира, но и социальное устройство государств-участников. И если во многих европейских странах память об их участии в том конфликте чтится, то в России ситуация абсолютно иная. Конечно, для отечественного профессионального историка события Первой мировой вряд ли неизвестны (о чем свидетельствует объемистая историография, которая начала складываться сразу же после подписания Брестского мира). Но если говорить об общественной памяти, то эта война, безусловно, является «забытой». Подобное определение, прежде всего, отражает колоссальный разрыв между реальным значением Первой мировой для истории страны и тем скудным осмыслением в общественных дискуссиях того влияния, которое она оказала на судьбу России.

О причинах мирового конфликта написано многое. Стоит лишь отметить, что если Россия и не стремилась в августе 1914 года начать войну, то ее руководство было готово с оружием в руках отстоять национальные интересы. Никто в мире не предполагал (за исключением отдельных аналитиков, к примеру, Блиоха), что война затянется на долгие годы. А потому военный способ разрешения сложившихся конфликтов казался если не желанным, то вполне допустимым. Основные противоречия в мире лежали между Великобританией и Германией (господство на море), Германией и Францией (стремление последней к реваншу за поражение 1871 г.), а также Россией и Австро-Венгрией (доминирование на Балканах).

Сейчас активно спорят: могла ли Россия избежать той войны? Могла ли она не вмешаться? Весьма часто в доказательство приводят записку П.Н. Дурново, поданную Николаю II, в которой он доказывал, что не существует серьезных противоречий между Россией и Германией, а война сулит лишь гибель империи. Несмотря на прозорливость этого консервативного политика, надо указать на то, что далеко не все зависело лишь от воли Петербурга. Ведь 1 августа не Россия, а России объявили войну. С экономической точки зрения, экспансия германских промышленных товаров наносила серьезный ущерб развивающейся промышленности России, а экспорт немецкого зерна подрывал позиции представителей помещичьей элиты на международном рынке (более того немцы начали импортировать зерно даже в пределы Российской империи). Отказаться же поддержать Сербию в «июльском кризисе» (отдав ее фактически в руки Австро-Венгрии) значило не только потерять Балканы, но и подорвать международный авторитет, а также свести на нет всю прежнюю балканскую политику. Более того, разгром Франции в войне против Германии лишь сильнее ослабил бы позиции России и нанес бы серьезный урон национальной безопасности. К тому же Антанта (политический союз, объединявший Россия, Францию и Великобританию) обладала большим экономическим и военным потенциалам, нежели Германия и Австро-Венгрия. Смотря на те события сквозь призму истории, мы видим, что Россия выступила на стороне реальных победителей. А потому само по себе вступление в войну не было роковым решением: оно, увы, стало лишь первым шагом на пути к кризису. Однако здесь, скорее, важны именно последующие шаги, которые привели к позорному Брестскому миру.

Начало Первой мировой было встречено патриотическим всплеском в общественных кругах. Патриотические демонстрации, добровольный уход представителей интеллигенции на фронт, развитие добровольческого движения, даже массовое бегство подростков из дома, чтобы также принять участие в войне против «германца» – все это стало отличительной чертой первых месяцев войны. Мгновенно прекратились массовые протесты рабочих. В публичном пространстве многие общественные группы и организации буквально соревновались в том, чтобы отразить собственный вклад в будущую победу. Весьма примечательна ситуация, что когда в октябре 1914 г. на страницах либеральных «Биржевых новостей» поэт Игорь Северянин выступил с неоднозначным стихотворением «Еще не значит быть изменником…», где пытался рационализировать патриотические настроения и провести идею, что нет ничего плохого наслаждаться мирной жизни и не стремиться на фронт. Однако общество не вняло словам «скандального поэта», а буквально ополчилось против него: более сотни критических отзывов-стихотворений наполнили печать. Российское общественное мнение не могло простить позиции, отличной от «генеральной линии» – война до победного конца.

Пресса того времени также активно писала и о народном патриотизме, готовности широких масс стать на защиту страны. Если отдельные антивоенные лозунги и раздавались в августе 1914 года, то были весьма редким исключением, подтверждающим правило. Косвенно это подтверждает и весьма распространенная фабула советских мемуаров: разочарование в старом строе и войне становится результатом именно патриотических чувств лета 1914 года, которые по понятным причинам именовались «иллюзиями». Очень быстро ключевые политические силы объединились в поддержке правительства (символом стало рукопожатие между двумя политическими противниками националистом В.В. Шульгиным и кадетом П.Н. Милюковым). Занявшие пораженческую позицию большевики уже вскоре подверглись общественному остракизму, а их представители в составе депутатского корпуса Государственной думы были арестованы.

Война рассматривалась как столкновение двух систем, народов, рас («германской» и «славянской»); война – как тяжелое испытание, преодолев которое настанет эпоха «вечного мира» и благоденствия. Подобные настроения способствовали общественной мобилизации, однако вместе с тем увеличивали значимость конфликта (поражение казалось сродни полному уничтожению). Тем самым порождались завышенные ожидания, а также верховное руководство оказалось в ситуации, когда ошибки стали непростимы.

Обратим внимание и на то, что начавшаяся война отличалась ото всех предыдущих. Массовые мобилизации (всего за 1914-17 гг. в армию были призваны 15,5 млн. человек) привели к феномену народной армии, а война стала не просто столкновением военных машин, но целых социально-политических систем, от устойчивости которых и зависела победа. И здесь вопрос не просто в эффективности экономики и бюрократической машины, но и в легитимации конфликта. Война пришла практически в каждый дом, в каждую семью, сделав ее реальной частью личной жизни. Призванному в окопы солдату или офицеру, абсолютно гражданскому человеку, необходимо было объяснить, зачем он воюет, предоставить те смыслы, ради воплощения которых он будет готов отдать жизнь. В настоящее время очень многие любят писать, цитируя генерала А.А. Брусилова, будто пропаганда, строившаяся на том, что Россия воюет за освобождение славянства, была неэффективна. Безусловно, мало кто в народе понимал, кто такие славяне и почему надо было воевать. Однако ради справедливости стоит отметить, что военная пропаганда того времени все же основывалась на иных идеях, а именно на необходимости защитить свое отечество от нападения Германии. Этот посыл, активно развиваемый официальными пропагандистами и многочисленными журналистами, в итоге оказался достаточно действенным. Вместе с тем царское правительство так и не смогло задать более конкретных смыслов для различных групп населения. Так, крестьяне ожидали разрешения земельного вопроса, рабочие – улучшения условий труда, представители интеллигенции и буржуазии – больших политических свобод и т.д. Однако царское правительство не давало конкретных обещаний, лишь ввело в оборот идею «освобождения». Во внешней политике речь шла об «освобождении славянства», внутри России – от засилья германизма и немецкого капитала. Именно с этим абстрактным «освобождением» и связывалось грядущее обновление России. В итоге различные социальные группы стали сами выстраивать собственные интерпретации этой идеи и неудивительно, что даже на страницах консервативных «Московских ведомостей» заговорили об освобождении от прежних порядков.

Первые месяцы войны показали, что русская армия, пусть и не завершившая реформы, стала намного сильнее, нежели была в годы русско-японской войны. Уже к середине сентября (по новому стилю) армии Юго-западного фронта одержали крупную победу в Галиции, нанеся поражение основным силам Австро-Венгрии. Именно здесь взошли звезды таких талантливых военачальников как генералы А.А. Брусилов, Д.Г. Щербачев, В.В. Сахаров, П.А. Лечицкий и М.В. Алексеев (последний, кстати, и стал главным «автором» победы).

Вместе с тем в Восточной Пруссии нас ждало разочарование. Наше наступление началось 17 (4) августа. В настоящее время принято считать, будто мы кинули неподготовленные войска в бой лишь ради спасения союзников. Однако в действительности ситуация была намного сложнее, т.к. русская армия всегда сражалась именно за национальные интересы. Россия прекрасно понимала, что с поражением Франции все немецкие дивизии окажутся на востоке, а соответственно, была кровно заинтересована в спасении союзницы. Более того, немцы оставили в Восточной Пруссии относительно слабую 8-ю армию. Ее поражение открывало прямую дорогу на Берлин, которую германцам было бы сложно защитить: ведь все основные силы тогда шли на Париж. И самое важное: наступление началось лишь когда было достигнуто общее численное и огневое преимущество над противником. Да и развивалось все сначала достаточно успешно. 20 (7) августа 1-я армия нанесла германцам поражение под Гумбинненом, а затем вместе со 2-й армии стала продвигаться вглубь провинции. Окончательная победа уже маячила на горизонте, а между Ставкой, МВД и штабом Северо-Западного фронта разгорелись «бои» за право управлять Восточной Пруссией. Однако война рассудила по-иному. 26-31 августа 2-я армия потерпела сокрушительное поражение под Танненбергом. Его причины – в грубейших ошибках командного состава (командующего А.В. Самсонова и главнокомандующего фронтом генерала Я.Г. Жилинского) и нераспорядительности отдельных командиров корпусов и начальников дивизий. В сентябре с тяжелыми потерями из провинции была вытеснена и 1-я русская армия. Однако к тому времени обозначилась наша победа в Галиции и немцы стали перекидываться война на среднюю Вислу, чтобы спасти союзника. В октябре германцы развили наступление на Варшаву, однако (прежде всего, благодаря таланту генерала М.В. Алексеева и упорству русских войск) здесь они потерпели поражение и отошли к границе. Попытка русских вторгнуться вглубь Германии была упреждена очередным немецким наступлением и тяжелыми боями под Лодзью, которые завершились «ничьей» (хотя каждая сторона объявила себя победителем). Неудача Северо-Западного фронта (во главе с бездарным, но обласканным не вполне незаслуженной славой героя галицийских боев генералом Н.В. Рузским) не позволила и соседнему Юго-Западному фронту развить наступление на Краков.

Однако уже тогда, осенью 1914 г., появились первые «ласточки» тех проблем, с которыми Россия была вынуждена столкнуться в будущем: недостаток снарядов (в некоторых частях уже отдавались приказы по одному выстрелу на орудие), слабая подготовка резервов, а также локальное распространение социалистической пропаганды (вместе с прибывающими маршевыми ротами). Однако русские войска сохраняли высокий боевой дух, а 1915 год многими виделся победным.

Осенью 1914 г. против России выступила и Турция. В декабре турки развили наступление против Кавказской армии под Сарыкамышем, однако благодаря таланту таких генералов как Берхман и Юденич потерпели сокрушительное поражение. Отметим, что уже в начале 1915 г. Юденич стал фактически во главе всей Кавказской армии. Именно при нем наши войска спасли десятки тысяч армян от геноцида, нанесли поражение туркам под Алашкертом летом 1915 г., а в феврале 1916 г. взяли крупнейшую крепость Эрзерум, а в апреле 1916 г. – порт Трапезунд. Генерал Юденич стал одним из наиболее «эффективных» генералов Первой мировой, не потерпев ни одного крупного поражения, хотя его фронт Ставка считала второстепенным, задействовав основные силы против Германии и Австро-Венгрии.

Начало 1915 г. омрачилось неудачей – тяжелым поражением 10-й армии, которая оказалась выбита из Восточной Пруссии. Частично оно было сглажено нашей победой под Праснышем. Параллельно кипели бои в Карпатах, когда 8-й армии Брусилова удалось занять основные перевалы. А 22 (9) марта после нескольких месяцев осады сдалась крупнейшая австрийская крепость Перемышль. Несмотря на эти победы, ситуация ухудшалась, поскольку все больше обострялся кризис снабжения боеприпасами. Более того, в 1915 г. уже Германия решила сосредоточить основные силы на русском фронте. 1 мая (19 апреля) был прорван русский фронт у м. Горлица, который положил начало наиболее тяжелому периоду – Великому отступлению. В ближайшие месяцы была очищена практически все Восточная Галиция, взятая нами летом 1914 г., а параллельно – Польша. Благодаря таланту генерала М.В. Алексеева германцам так и не удалось окружить русские армии, которые хоть и с потерями сумели отступить, стабилизировав фронт к концу августа. В мемуарах генерал Э. фон Людендорф признал, что немцам удалось добиться лишь крупного тактического успеха, однако стратегическая – вывод России из войны – оказалась не реализована.

Однако неудачи 1915 года сильно сказались на внутреннем состоянии России. Как «святая Русь» может проигрывать «приспешникам сатаны» (в лице немцев)? Как народная армия вообще может терпеть поражения? Ответ был дан в шпиономании и раскручивании антигерманской истерии, когда в каждом носители немецкой фамилии стали видеть предателя и изменника. А если учесть, что многие чиновники и приближенные к императору были выходцами из немецких семей, то в результате все обвинения посыпались в адрес царской власти. Весной прогремело дело Мясоедова, когда полковник, служивший в штабе 10-й армии, был обвинен в измене и казнен. Общество получило реальное свидетельство: в высших армейских кругах действительно имеются шпионы! Арест бывшего военного министра В.А. Сухомлинова лишь подлил масла в огонь. На этом фоне произошла некоторая активизация политических и экономических забастовок, прежде всего, в Петрограде и Москве, однако их общий уровень в 1915 году был достаточно низким. Вместе с тем особое раздражение вызывали дороговизна, корни которой виделись в многочисленных спекуляциях. Умелые дельцы зарабатывали огромные капиталы на военных трудностях, что вызывало озлобление. Нераспорядительность ряда чиновников еще больше раздражала население. Общество теряло веру, что царская власть действительно способна привести к победе. Более того, отступление 1915 года сопровождалось массовыми сдачами в плен: только что прибывшие солдаты отказывались сражаться за Родину, когда их слали в бой без достаточного запаса патронов и без необходимой поддержки артиллерии. Люди были готовы с оружием в руках умирать за родину, но гибнуть просто так никто не хотел.

На этом фоне представители буржуазии выкинули лозунг «Все для фронта», решив оказать содействие терпящей поражение армии. Конечно, основная работа по переустройству промышленности и налаживанию военного производства легла на правительство, однако в глазах общественного мнения именно усилия деловых кругов (а не власти) спасли Россию от поражения. Более того, в конце августа 1915 г. император Николай II решил сам принять на себя Верховное Главнокомандование. В результате оказался смещен его дядя вл. кн. Николай Николаевич, обладавшей большой популярностью, ставший в глазах общества и народа военным вождем, чья слава не померкла даже после летних неудач.

К концу 1915 года кризис в снабжении армии был преодолен. Ярким свидетельством этого стал успех Брусиловского прорыва, который на недолгое время возродил патриотические настроения. Однако уже через несколько недель наступление выдохлось. Генерал А.А. Брусилов же начал тратить основные силы на взятие укрепленного района Ковеля, истощая армию в бесплодных и бездарных атаках, хотя южнее более успешные бои вели армии таких талантливых генералов как Д.Г. Щербачев и В.В. Сахаров. И хотя с военной точки зрения летом 1916 года Россия одержала ряд крупных побед, общественность в тылу восприняло итоги кампании как поражение и лишнее свидетельство бездарности верхов.

На этом фоне еще больше активизируется рабочее движение. Все чаще вспыхивают беспорядки по всей стране, вызванные дороговизной (если в 1915 г. подобных погромов было около 20, то в 1916 г. – 288). Более того, в некоторых городах войска уже отказываются стрелять по погромщикам. А в октябре 1916 г. солдаты одного запасного полка поддержали выступление рабочих. Ситуация выходила из-под контроля.

Война из испытания превратилась в трагедию. В армии начало нарастать недовольство войной: резкая критика правительства в офицерском составе передавалась и войскам. Хотя находящиеся в окопах солдаты продолжали в массе сохранять дисциплину, однако патриотический восторг прошел, а смысла лично для себя жертвовать жизнью мало кто видел. Уже в конце 1916 года зафиксированы первые случаи отказа пока еще некоторых частей идти в наступление. Именно отсутствие подобных личностных смыслов при неготовности мыслить в общенациональных категориях и резком недоверии к верхам привело к тому, что служба стала по большей частью повинностью, которую можно было исполнять при наличии твердой власти (но как только ее не стало, то больше ничего не удерживало в окопах). Тыл же не видел тех героических усилий сотен тысяч солдат и офицеров, которые несмотря ни на что отдавали свои жизни во имя страны: образ героев так и не был сформирован. Не хотели повторять их подвиг и десятки тысяч призванных запасных солдат, которые собственную жизнь и здоровье ставили выше войны и общенациональных интересов. Чем дольше шла война, тем больше людей гибло, тем больше раненых и увечных появлялось на улицах городов. Это оказывалось сильный деморализующий эффект на призывников в условиях, когда критика правительства и генералитета оказалась нормой, а в быстрое и победное завершение войны не верил почти никто.

Неготовность терпеть тяжести военного времени и ощущение несправедливости – вот что подорвало царскую Россию. Фронтовики обвиняли тыл в непонимании своих нужд, в тылу широкие слои населения ополчились против спекулянтов и нувориш, а все они клеймили царскую власть за отсутствие видимых успехов. Каждый был готов «вложиться» в быструю и скорую победу, но в действительности далеко не все оказались готовы идти на серьезные жертвы. И тем более жертвовать собою.

Февраль 1917 года – стал результатом вовсе не хитроумного плана неких заговорщиков, а закономерным итогом развития в общем-то объективных социальных процессов. В октябре 1916 г. Петроградское охранное отделение доносило по поводу возможных массовых беспорядков: «Это стоит не в зависимости от революционной пропаганды, а лишь от продовольственного кризиса, революционные же организации лишь не пропустят случая взять на себя руководство возникшим движением, дабы провести в жизнь социал-демократические лозунги». Скорее, именно вакуум власти и позволил свершиться революции. Либеральные круги могли сколько угодно подливать масла в огонь, надеясь на то, что взяв власть в свои руки, они смогут восстановить порядок, однако события Февральской революции разбили иллюзии образовавшейся контрэлиты. Если для одних революция была способом отстранить от власти неэффективное правительство, то для других она стала выражением общего разочарования и первым шагом к всеобщему миру. Так, наряду с Временным комитетом Государственной Думы, который так надеялся принять всю полноту власти на себя, образовался Петроградский совет, который вел собственную линию.

Вряд ли стоит в настоящее время искать виноватых или сваливать всю вину на заговор. Император Николай II был абсолютно прав, когда говорил, что настроения в двух столицах не отражает мнение всех жителей страны. Успокаивающее воздействие оказывало и то, что в отличие от первой русской революции бастовали не рабочие окраин, а прежде всего, Москвы и Петрограда. До 75% бастовавших именно на эти два города, но этого оказалось достаточным для гибели власти. С политической точки зрения, важнее другое: если в августе 1914 г. все элиты объединились вокруг монарха, то в феврале 1917 г. практически никто не был готов выступить в его поддержку.

Безусловно, во многом благодаря усилиям царской власти удалось преодолеть кризис снабжения армии и усилить ее к концу 1916 г. Несмотря на все трудности в стране не случился голод, не была введена (как в Германии) фактически всеобщая трудовая повинность. Тяжесть же военных лет ложилась также неравномерно. В той же деревне если семьям призванных на фронт приходилось тяжело, то многие сумели увеличить благосостояние в 1915-16 гг.

Отметим, что состояние наших противников было не лучшим. Так, в Германии 1915-16 гг. отметились тяжелыми политическими столкновениями между военными и политиками. Император Вильгельм фактически устранился от принятия каких-либо решений. Экономическая блокада сказалась на населении в полной мере. Еще хуже было положение Австро-Венгрии, которая в конце 1916 г. стала искать пути к сепаратному миру. Успешное наступление Брусилова летом 1916 г. было полной неожиданностью для немцев, которые полагали, будто русская армия полностью повержена. И можно полностью согласиться с мнением, что лишь русская революция с последующим развалом армии и страны отстрочила крах Германии на 1,5 года.

Тяжелейшим испытанием для России оказалась Первая мировая война. И проиграла ее не столько армия, сколько вся социально-политическая система. Первая мировая стала величайшей трагедией, до конца не осознанной нами. Трагедией, которая современниками осмыслялась в духе «предательства». Взаимные обвинения в предательстве разъедали чувство национального единства, отдавая широкие массы население во власть интересов личных, партикулярных, местных, но вовсе не общенациональных. Все это привело к тому, что на деле были преданы как раз те, кто честно служил своей стране и был готов проливать кровь ради общей победы.

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.